Никки рисковала всего-навсего собственным телом. Джек же принимал на себя куда больший риск.
Она уселась. Панель, отделявшая ее от священника, сдвинулась в сторону, оставив между ними деревянный экран. Как там начинался ритуал?
— Благослови меня, святой отец, ибо я грешна. Прошло… много времени с тех пор, как я исповедовалась в последний раз.
Никки умолкла, не зная, что говорить дальше. Когда она своими глазами увидела, на что способен Джек, ее переполнила ошеломляющая смесь эмоций: шок, отвращение, страх… и еще, конечно, удовлетворение. Она радовалась тому, что его пленник погиб, радовалась, что тот страдал перед смертью, но она ни за что на свете не могла бы повторить то, чем занимался Джек.
В этот же, в последний раз, со Стэнли Дюпреи… она не ощутила и половины той слабости, когда Джек расправился с ним. Какая-то ее часть чувствовала не просто удовольствие — она ощутила голод.
Что же чувствовал Джек после всего того, что делал он сам?
Затененная фигура по ту сторону исповедального экрана шевельнулась:
— Да? — Голос был низким, успокаивающим. Мягким.
— Есть один человек, вместе с которым мы работаем. Мужчина. Я беспокоюсь о нем.
— Что тебя беспокоит?
— Это из-за работы. Ему приходится заниматься… неприятными вещами. Я боюсь того, во что он может превратиться.
— Чем ему приходится заниматься?
— Он вынужден… делать людям больно.
— Он преступник?
— Не совсем обычный. Он не калечит людей из-за денег.
— Кто-то другой заставляет его это делать?
— Нет. Это его собственный выбор.
— Если он решил начать, то сможет и закончить. Господь будет ждать этого, чтобы даровать ему свое прощение…
— Не все так просто. У него есть на то веские причины. Но… — Никки умолкла, стараясь облечь мысли словами. — Мне кажется, то, что он делает, необходимо. Но каждый раз, когда он мучает кого-то, это несет боль и ему самому. Я знаю, где-то внутри него прячется хороший человек… его просто не различить за всей этой болью. И он добавляет все новые и новые слои.
— Кажется, он считает себя мучеником. Страдающим за чужие грехи.
— Да. Наверное, так и есть.
— Мученики обычно думают, что заслуживают страданий. Быть может, твой друг принимает на себя всю эту боль из-за каких-то прошлых событий?
Никки подумала о семье Джека. Вспомнила рассказанную им историю и о том, как мертвенно звучал тогда его голос.
— Вы попали в точку, святой отец. Раньше я думала, если он сможет преодолеть то, что случилось, этого будет достаточно, чтобы остановить его. Но прошло уже два года, и мне начинает казаться, что этому не будет конца. Сначала он должен отыскать одного человека… а эти люди очень хорошо прячутся.
— Порой встретиться лицом к лицу с человеком, который обидел тебя, или с тем, кого ты сам обидел, не так-то легко… разве что в сердце своем. Для начала ему следует простить самого себя, это самое важное. Пока этого не произойдет, он так и будет наказывать себя за то, что случилось в прошлом.
Никки обдумала эти слова. Попыталась представить себе, как Джек примиряется с потерей семьи, начинает новую жизнь. Нормальную жизнь. Забывает про всех этих несчастных в безымянных могилах и всех тех, кто умножает скорбный список имен…
Не получилось.
— Думаю, все может оказаться гораздо сложнее, святой отец, — медленно произнесла она. — То, чем он занят, вроде как обретает собственную жизнь. Дело уже не только в прошлом. Ему приходится думать о будущем… ему нужно убедиться, что одни люди будут жить, а другие — нет.
— Я не понимаю.
— Это не важно. — Никки резко поднялась со скамьи. — Спасибо за разговор, святой отец. Уж не знаю, чего я ждала от этой беседы, но мне действительно стало легче. В голове немного прояснилось. Наверное, исповедь все-таки несет душе благо.
— Одну минуту, дитя мое…
Она вышла не оглянувшись.
— Я тут подумал кое о чем, — сказал Следователь.
— Рад за тебя, — выплюнул Джинн-Икс. Казалось, он обрел второе дыхание и сверлил своего мучителя глазами, которые больше не моргали. — Уже сообразил, какой ты несчастный, запутавшийся мудак?
— Мне нужно знать, как тебе это удалось.
— Всего-то? Блин, это же так просто. Глупые чертовы яппи сами распахнут дверь, стоит только заикнуться, что ты собираешь деньги для сиротского приюта…
— Я не о том. Мне интересно, как тебе удалось отыскать остальных членов Стаи.
— Дал объявление в «Желтых страницах». Позвоните по номеру 1-800-МАНЬЯК-УБИЙЦА.
Следователь поднял со стола электрический нож.
— Заключим договор. Я знаю о ритуале инициации… но не знаю другого — как тебе сначала удалось отмести всех позеров и пустых болтунов. Расскажи, и я дам тебе умереть с незапятнанной репутацией. Я не стану выдавать себя за Джинна-Икс на «Волчьих угодьях».
— Зачем? Что тебе с того, как я это проделывал?
— Предупредительная мера. Если я смогу это повторить, то поймаю убийц быстрее.
— Значит, ты хочешь, чтобы я предал будущих членов Стаи вместо нынешних? Размечтался.
— Не считай это предательством, — возразил Следователь. Он включил электрический нож и поднес его кончик к груди Джинна-Икс. Тот завис, гудя, над его правым соском.
— Думай об этом как о сделке. Первой в длинной череде, собери их всех…
Джек знал, что Джинн-Икс заговорит, и знал почему. Он нашел в нем слабину.
Она есть у каждого. Речь не о точке распада, когда телесная боль так велика, а разум искушают такие ужасы, что уничтожается личность как таковая. Чтобы довести человека до этого состояния, могут потребоваться дни, даже недели, и всегда есть риск, что жертва впадет в состояние кататонии, где уже никакая боль не достанет ее.