— Учти, этот этап мы уже миновали. Теперь тебе придется рассказывать мне правду.
Стэнли кивнул. Из его глаз брызнули слезы, и он сдавленно замычал, когда соленые струйки побежали по сырому, выставленному напоказ мясу его щек.
— Считай это демонстрацией, — произнес Следователь, поднимая со стола коробку соли.
Потянулся за кляпом во рту Стэнли, затем замер. Два отворота кожи, растянутой по обе стороны лица, с их рисунком красных и голубых вен, поразили его гротескной красотой; они напоминали крылья мясной бабочки, тельцем которой служил нос Стэнли.
Покачав головой, Следователь вынул кляп.
— В холодильнике, — взвизгнул Стэнли. — Загляни в холодильник, я сделал это для инициации. Я расскажу все, что знаю, только, пожалуйста, не убивай меня…
И Стэнли поделился с ним некими весьма интересными сведениями.
Семь часов спустя
Протянув затянутую в окровавленную резину руку, Следователь немного приоткрыл шторы спальни, впуская внутрь лучик поднимающегося солнца. Стояло раннее утро. Мальчишка-почтальон развозил газеты. В доме через улицу мать семейства поцеловала на прощанье мужа, спешащего подвезти детей в школу. Следователь смотрел на них с сожалением.
Никки сидела за столом на кухне. На крышке стола были рассеяны всевозможные инструменты со следами крови.
— Знаешь, чем она любила заниматься в свободные дни? — спросила у Стэнли Никки. — Без всякого макияжа, в мешковатых шмотках, в бейсболке выходила на улицу и пробовала знакомиться с парнями. Серьезно говорю. Она не пошла бы в таком виде в бар, но любое другое место годилось: парк, библиотека, какой-нибудь хренов магазин на углу. Говорила, ей хочется познакомиться с человеком, в голове у которого было бы что-нибудь кроме траханья. Я сто раз ей говорила, всем мужикам только это и нужно… единственная разница между ними состоит в том, что некоторые готовы за это платить. К счастью для нас.
Она помолчала, доставая сигарету.
— Если только не появится придурок вроде тебя, Стэнли, и не накроется все наше счастье.
Никки прикурила, зажав зажигалку дрожащими пальцами.
— Я миллион раз репетировала слова, которые собиралась тебе сказать, сукин ты сын. Что я скажу, когда наконец доберусь до тебя. А теперь нет уже никакой долбаной разницы, скажу я их или нет. — Покачав головой, она невесело фыркнула.
— Но я все-таки скажу кое-что. На самом деле ее звали Джанет, а не Женевьева, и… люди любили ее. Она была хорошим человеком. Ей нравились веселые диско-ритмы, она обожала ходить по магазинам, а еще она любила старые машины пятидесятых и пить пиво, и она вовсе не была дурацким трофеем, который ты засунул в коробку из-под ботинок после того, как убил ее, больная ты скотина!
Одно из глазных яблок Стэна свешивалось из глазницы. И нелепо закачалось на щеке, когда он вздрогнул от ее крика.
— Убейте меня… — пролепетал Стэнли.
— Всего-то? Нет проблем, мать твою!
Схватив резак, она занесла его над головой.
Прежде, чем она могла опустить орудие, Следователь перехватил ее руку.
— Нет.
В ярости Никки развернулась к нему:
— Какого еще хрена? Ты сказал, что закончил с ним!
— Так и есть. Но я не могу позволить тебе сделать это.
Слезы гнева и скорби омыли лицо Никки.
— Он убил мою подругу, черт тебя возьми!
— Знаю. Но мы заключили договор, согласившись работать вместе. Ты берешь на себя одну часть риска, я — другую.
Она свирепо уставилась на него, но затем разжала пальцы, выпуская резак.
— На твоих руках не должно быть крови, Никки. Даже его крови.
— Ладно, ладно. — Она смотрела прямо в глаза Следователю. — Но теперь… я хочу видеть.
Следователь удерживал ее взгляд, не меняясь в лице.
— Хорошо.
Без всякого предупреждения он повернулся и с силой всадил резак в череп Стэнли.
Даймунд и Фимби подъехали к дому Стэнли в пятнадцать минут четвертого. В конце тупика сгрудились три полицейских автомобиля, фургончик коронера и передвижной телетранслятор. На дальней стороне улицы стояли соседи, сбившиеся вместе, маленькой нервной группкой.
Даймунд был старшим детективом. До выхода на пенсию ему оставалось совсем ничего, он был высок и неуклюж, тонкие седые волосы, по обыкновению, зачесаны назад.
Фимби подчинялся ему. Его тело и лицо напоминали формой грушу, над мясистой челюстью нависали усы подковкой, цвета перца пополам с солью. На обоих — отсвечивавшие медью пальто и шляпы — не столько стиля ради, сколько для защиты от дождичка, вечно моросившего в Сиэтле.
— Наверняка это он, — проговорил Даймунд, едва они прошли в дом, сверкнув жетонами перед лицом охранявшего дверь патрульного.
— Да ничего подобного, — ответил Фимби.
— Должно быть, он.
— Этого просто не может быть.
Войдя в кухню, они увидели тело. И, замерев, с секунду впитывали увиденное.
— О'кей, — произнес Фимби. — Это и впрямь он.
— Ну еще бы.
Даймунд нагнулся, чтобы поближе взглянуть на труп, пока Фимби привычно натягивал резиновые перчатки.
— Точно, он. Следователь, — вздохнул Даймунд. Фимби поднял одну из пяти магнитофонных кассет, аккуратной стопочкой сложенных на столе.
— Четыре записаны полностью, — отметил Фимби. — По девяносто минут каждая. Шесть часов.
— Единственная его черта, о которой нам известно, это методичность.
Еще один патрульный с бледным лицом вошел на кухню, старательно избегая смотреть на то, что осталось от Стэнли.
— Детектив? Мы нашли второй труп.