— Ну, амбар тоже развалюха. Едва стоит. Крыша наверняка протекает в сотнях мест.
— «Но»?
— Но амбар просто класс. Он мне правда понравился. И кажется, я сообразила почему.
— Не держи меня в таком напряжении.
— Дело в том, что он едва не падает… но все-таки стоит.
Улыбка дяди Рика сделалась шире. Эх.
— В точку! — сказал он.
— Знаешь, сарай прошел через такие испытания, но все-таки сумел выжить. Он все еще там, на прежнем месте. Как и этот старик, наверное.
— Совершенно верно. И вся их история — через что им довелось пройти — тоже осталась. Работа художника как раз и состоит в том, чтобы разглядеть ее и постараться высветить так, чтобы ее смогли увидеть все.
— Да ну? Я думала, что работа художника в том, чтобы «создать свой собственный язык и научить ему окружающих».
— Соплячка. Если уж ты цитируешь мне меня самого, постарайся обойтись без напыщенности.
— Иначе что?
— Иначе я не научу тебя водить машину.
Ладно, пора завязывать с передачей диалогов: там дальше слишком много девчоночьих восторгов. А также уговоров, упрашиваний и, наконец, страшных клятв не рассказывать родителям.
Мы ехали по проселочной дороге, вокруг ни души, и тогда дядя Рик съехал на обочину. Мы поменялись местами. Я-то воображала, что это просто, Электра, но меня ждал большой сюрприз. Видишь ли, дядя Рик предпочитает механическую коробку передач — для тех, кто не в курсе, объясняю: это значит, что человеку приходится нажимать целую лишнюю педаль, которая называется сцеплением.
Сцепление со Смертью, как я ее называю. Блин, кому только в голову пришло придумать такое?
«Знаешь, Эл, в этой штуковине маловато педалей. Надо поставить еще одну, вот сюда».
«Отличная мысль, Ральф. Левая нога почти совсем не задействована. А к педали приделаем пружину».
«Точно. Вот только надо постараться не упрощать задачу».
«Нет, разумеется. Мы подвесим педаль так, чтобы приходилось отпускать ее, одновременно вдавливая газ. Это окончательно всех запутает».
«Но это еще не все, Эл. Мы заставим машину глохнуть, если водитель ошибется, и добавим одновременное переключение передач».
«Блестяще, Ральф».
Первые десять попыток машина вздрагивала. К счастью, дядя Рик человек разумный и терпеливый. Знаешь, что он мне сказал перед тем, как мы начали, Электра?
В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ЭТА ИНФОРМАЦИЯ НЕДОСТУПНА.
Он сказал: «Первые десять попыток машина будет только вздрагивать и глохнуть». Его собственные слова.
КАКАЯ ПРОНИЦАТЕЛЬНОСТЬ.
Знаю. Но в итоге у меня стало получаться, Электра. Правда-правда! Я действительно научилась переключать передачи и все такое. Ну да, я пока дошла только до второй, но все равно это большое достижение.
АВТОМОБИЛИ ВСЕГО МИРРА ПОРАЖЕНЫ ТВОМИ УСПЕХАМИ.
Вряд ли. Да и наплевать мне на них.
Вот дядя Рик — совсем другое дело. На него я произвела впечатление.
Женщина в мусорном баке поднялась на ноги. Штольц выстрелил.
Картофелина разорвалась, словно осколочный снаряд, ее кусочки полетели в разные стороны. Штольц был к этому готов и даже глазом не моргнул, когда обломок картофельной шрапнели попал в стекло его защитных очков и рикошетом отлетел в угол. Выпущенная пуля прошила занавес, и по звукам, раздавшимся с той стороны, он понял, что выстрел достиг цели.
Когда полетела картошка, женщина отшатнулась и, потеряв равновесие, рухнула на пол фургона заодно с баком.
Штольц наступил на ее протянутую руку, пригвоздив к полу запястье. Она все еще сжимала пистолет, но прицелиться уже не могла. Холодно и спокойно он уставил на нее собственное оружие.
— Прошу вас, — сказал он, — разожмите пальцы. Все кончено…
Кончено.
Кончено.
— …Переверни его. — Женский голос. Что?
— В голове не укладывается, что он мог упасть в обморок. — А это кто? Неужели… нет. О, нет. Нет-нет-нет…
— Никаких шансов, моя милая, — сказал Штольц. — Вы даже не представляете себе, с кем имеете дело.
Связанная по рукам и ногам, беспомощная, женщина могла только фыркнуть в ответ.
— Подожди, пока с тобой не разберется Следователь, — прошипела она.
— Увы, с ним я уже разобрался, — сказал Штольц. Он отбросил брезентовый полог, чтобы показать ей красивого мускулистого мужчину с коротким ежиком светлых волос на голове и аккуратной дырочкой от пули в самом центре лба. — Жаль, что он оказался не столь метким стрелком…
— …Не помешает, если только его не вырвет.
Не могу пошевелиться. Ничего не вижу. Во рту кляп. Они поднимают меня. Куда меня несут?
В тайное убежище.
— Здесь нам никто не помешает, — сказал он. Женщина была милашкой, даже с прилипшим к лицу ошметком картофельной кожуры.
— Я так рада, что ты убил его, — сказала она. — Он заставлял меня делать ужасные вещи. Мне всегда хотелось от него избавиться.
Она спустила с плеч обе лямки своей ночной рубашки, и та плавно соскользнула на пол. На каждой груди у нее было по пять сосков.
Пол дрожит, сотрясается. В автомобиле.
— Это всего лишь прибой, — прошептал он ей на ушко, когда они танцевали на палубе корабля. — Мы просто качаемся на волнах. Не о чем беспокоиться.
Она прижалась к нему всем телом, шепча:
— Сколько времени может потребоваться, чтобы вытащить из него пароль?
Что?
— Посмотрим. Если он впадет в ступор, мы никогда его не узнаем.
Нет. Нет. Нет-нет-нет-нет-нет-нет…
— Мне известно, кто ты.