Ангел-истребитель - Страница 76

Итак, чем же она будет заниматься?

Никки подолгу бегала вдоль кромки пляжа, размышляя об этом. Свои пробежки она совершала на рассвете, когда пляж пустовал; она бежала, а дождь и холодные ветры с океана хлестали ее по лицу; она бежала, пока боль не сковывала легкие, а ноги не начинали гудеть от усталости. Бегая, Никки старалась ни о чем не думать, но порой терпела неудачу. Салли, Джанет и все прочие жертвы, с которыми она была знакома, одна за другой возникали в ее мыслях, подобно обломкам кораблекрушения, вымываемым на сушу. Она думала обо всех тех девушках, чью жизнь им с Джеком удалось спасти, всех тех, кого они даже не встречали, и задавалась вопросом: удалось ли им изменить хоть что-то или же все «спасенные» в любом случае обречены покончить с собой или умереть от передозы? Быть унесенными в море в одиночку, никем не оплаканными.

Ответа на этот вопрос она не знала, И продолжала бежать.

Чарли удалился в подсобку вместе с Фальми. Джек сидел и пил вино, а когда бокал опустел, он налил себе другой. Руки еще ныли, но за те несколько недель, что прошли после его возвращения из Невады, синяки заметно побледнели.

Он уже не знал, правильно ли сделал, что явился на открытие выставки. То есть он помнил, зачем пришел, но не был уверен, что задуманное удастся осуществить. Его прошлая, мирская жизнь теперь казалась сном, приснившимся кому-то другому, в какой-то иной реальности. Жена, ребенок, карьера — просто блестящая грунтовка, которую счистили, чтобы обнажить холодную стальную поверхность. Пытаться вернуть себе ту, прошлую, жизнь так же бесполезно, как и швырять камни в грозовые тучи.

Но часть той жизни все еще была рядом, она все еще жила. Тот же Чарли. Он из тех редких людей, которые действительно слушают то, что им говорят. Джек всегда восхищался тем, как твердо Чарли стоит на ногах, как много знает об окружающем мире. Как раз это и делало его таким прекрасным агентом.

Когда его бросила Никки, Джек уже не знал, что делать дальше. Он прибыл в аэропорт, не имея представления, куда лететь; в итоге решил вернуться в Портленд — но лишь затем, чтобы забрать компьютерное оборудование. Вещей Никки там уже не оказалось.

А потом, неожиданно для себя самого, он оказался в Ванкувере.

Джек не бывал здесь ни разу после своего первого «допроса с пристрастием», своего первого убийства. Он давным-давно продал дом, вынес из студии имущество; здесь не оставалось ничего, кроме воспоминаний.

Именно за этим он и пришел. Джек должен был понять, остается ли он по-прежнему человеком, а воспоминания — самая человеческая черта из всех, что в нем еще сохранились.

Посидев еще немного, он поднялся на ноги и прошел по галерее, рассматривая экспонаты. Художника звали Ранжит Фиарра, и он работал в разных техниках: занимался фотоколлажами, скульптурой, писал маслом. Его работы в основном сводились к бесплотным, многократно наложенным друг на друга образам ангелов и солнечных затмений на фоне тщательно отполированного металла или экзотических пород дерева. Довольно мило, но Джеку они казались неглубокими и безопасными, как детский надувной бассейн.

Он не посещал «Волчьих угодий» со времен невадской истории. Джек не сомневался, что Патрон засыпет его насмешками, даст понять, что все случившееся произошло по его, Джека, вине. Патрон солгал, уверяя, что Гурман — его «второе „я“». Невзирая на всю похвальбу, Гурман попросту не был достаточно умен, чтобы оказаться Патроном.

Значит, в Стае остался один Патрон. Заманить его в ловушку не выйдет — а без помощи Никки Джек вообще не мог охотиться. Если ему суждено бросить свое занятие, сейчас самое время.

Если только есть куда возвращаться. Он разглядывал большую чашу, покрытую темно-синей глазурью и инкрустированную фотографиями тропических рыб и разрядов молнии. Легко провел пальцем по гладкому, плавно выгнутому ободку, постарался вообразить, что чувствовал Фиарра, работая над чашей. Быть может, это напоминание об отпуске, проведенном в тропиках? Океанская лазурь, блеск рыбьих стаек, внезапный треск расколовшегося надвое неба?

За спиной запыхтел Чарли.

— Извини, Джек. Последние приготовления, сам понимаешь, что это такое. Я сейчас распахну двери, но, если хочешь, оставайся. Поболтали бы еще немного.

— Спасибо, — сказал Джек. — Останусь, наверное.

Люди начали просачиваться внутрь. Джек заметил, что самыми первыми обычно входили одиночки; он решил, что им просто некуда больше податься. Затем начали прибывать парочки и, наконец, группы из трех или более человек, кучки друзей, встретившихся, вероятно, чуть раньше, за выпивкой или ужином. Здесь были все, кто обычно посещал открытия: безупречно одетый мужчина в возрасте, с седой шевелюрой, который с предельным вниманием рассматривал экспонаты; угрюмые с виду женщины с угловатыми фигурами, в деловых костюмах и коже; юноши и девушки в диких нарядах, с вызывающими прическами, со странным блеском в глазах.

Все было таким знакомым. Джеку вспомнилось, как в последний раз открывали его собственную выставку: Джанин следила, чтобы ничей бокал не пустовал, сам Джек нервно наворачивал круги по залу и старался быть обаятельным. Все было совсем как сегодня — этот водоворот цвета, голосов и музыки; легкий джаз играл в динамиках стоявшего в углу «бумбокса», люди смеялись, разговаривали, обменивались впечатлениями, прихлебывали вино и угощались суши.

Все было таким нормальным.

Наполнив вином очередной бокал, Джек обошел выставочный зал. Ему встретилось несколько людей, с которыми он был знаком, но из хорошо знакомых — никого; Джек улыбался им, кивал и шел дальше.