Ангел-истребитель - Страница 22

* * *

Звонок раздался ближе к вечеру. Джанин вместе с матерью Джека были на кухне, готовили праздничный ужин, а его отец вел крайне серьезный спор с внуком: «Нет, Сэмми. Едва ли Бэтмен поколотит Супермена. Не в честном бою, во всяком случае…»

Джек поднял трубку беспроволочного аппарата на втором гудке.

— Алло?

— Джек? — немецкий акцент в голосе был тяжелым и плотным, как коврижки в пироге «Блэквуд». Джек сразу его узнал.

— Мистер Либенстраум… Счастливого Рождества! — спохватился он.

— Я, я, и вам тоже счастливого. Простите, что беспокою дома, Джек, но я, похоже, не смогу вернуться сразу после праздников. Очень много дел накопилось.

— Жаль это слышать.

Либенстраум был богатеем из Германии, собирателем произведений искусства, купившим через посредника одну из работ Джека. Очевидно, она произвела на него впечатление, поскольку он связался с Джеком лично и заговорил о европейской выставке, а может, даже и о целом турне. Подобная возможность — из тех, что способны послужить трамплином для взлета карьеры художника.

Джек ни разу не встречался с коллекционером лицом к лицу. Немец уже две недели провел в городе, но дважды отменял назначенные было встречи, ссылаясь на занятость. В последний раз он заявил, что не успеет развязаться с делами до самого Рождества, которое проведет дома, но непременно вернется вскоре после Нового года.

— Мне самому очень обидно, Джек, — с сожалением сказал Либенстраум. — Я так хотел взглянуть на вашу студию, на работы. Сейчас у меня наконец появилось несколько свободных минут, но ведь уже слишком поздно.

Несколько свободных минут.

— А во сколько вылетает ваш самолет?

— Не раньше десяти.

— Что ж, если хотите, мы все же успеем повидаться, — сказал Джек. — Мне потребуется около часа, чтобы доехать до студии. Если такси еще берут пассажиров, подъезжайте и вы.

— Вы уверены? Я не против, мне делать нечего, кроме как пить шнапс в баре аэропорта, но вы… вы ведь должны побыть дома, в кругу семьи, нихт вар?

— Все нормально. Они поймут.

— Ну что ж, тогда… мне бы очень этого хотелось. И на сей раз я обязательно приеду, обещаю вам.

— Отлично! — Джек назвал Либенстрауму адрес, поблагодарил и повесил трубку.

Теперь осталось только сообщить остальным.

...

ПОЦЕЛУИ СМЕРТИ: Я не понимаю, что ты имеешь в виду под «успехом».

ПАТРОН: Я не собирался убивать Ториньо. Надлежало найти человека, которого он любит больше всех на свете, и уничтожить — так, чтобы убийство еще долго отзывалось в его душе. Ториньо — убежденный католик; я тщательно подбирал религиозную символику. Пасхальный венок на голове — милая деталь, правда?

ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Да.

Солнце уже клонилось к закату, когда Джек выехал, направляясь в студию. При нормальной погоде он добрался бы туда за полчаса, не больше; теперь же, он знал, поездка займет никак не меньше часа.

Машину окружали фантастические пейзажи. За последнюю пару суток выпало почта на метр снега, придавших знакомым улицам какой-то неземной облик: автомобили, припаркованные на обочинах, за два дня полностью занесло снегом, и только две белых насыпи, похожих на холмы у подножия ледника, окаймляли улицу. Кусты, заборы и деревья настолько преобразились под слоем снега, что можно было прочесть лишь общие их очертания. По обе стороны улицы возвышались теперь сверкавшие белизной шары, конусы и что-то вроде горных кряжей. Ощущение такое, словно смотришь на чистую страницу и видишь, как едва сформировавшиеся мысли проталкиваются на поверхность сквозь бумагу.

Как Джек и ожидал, Джанин и мать сразу его поддержали, а вот отец поворчал немного. Сэлтер-старший никогда не выражал восторгов по поводу избранного сыном рода деятельности; он неоднократно пробовал убедить Джека выбрать что-нибудь другое, «где чуточку больше стабильности». Давным-давно Джек научился просто переводить разговор на другие темы, вместо того чтобы отстаивать свою точку зрения. Искусство не было выбором Джека; оно само его выбрало. Лучшее объяснение, которое Джек мог бы дать своему отцу, понимая, впрочем, что отец бессилен его понять.

В конечном счете они все равно пришли к мировому соглашению, заключив меж собою договор, автором которого, сам о том не подозревая, был Сэм. Однажды он застал их в разгаре спора, заревел и отказывался прекратить плач, пока Джек не обнялся с отцом. После этого случая никаких громких споров больше не было. Во всяком случае, в присутствии Сэма.

В итоге отец настоял, чтобы Джек взял родительскую машину.

— На ней зимняя резина, и тебе не придется ее откапывать. Об одном прошу — не оставляй приемник на той дурацкой частоте, которую ты обычно слушаешь.

Джек жил в Бернэби, тогда как его студия располагалась на востоке Ванкувера, неподалеку от Мэйн-стрит и Терминала. Он поехал по Хастингс-стрит, но даже и по этой дороге машина еле ползла; на длинном спуске, как раз после поворота с Баундари-роуд, случилась какая-то авария, вызвавшая цепную реакцию столкновений. По крайней мере, три тягача и пять полицейских машин блокировали дорогу, превратив снегопад в стробоскопическую радугу желтых, голубых и красных вспышек.

До студии Джек добрался не раньше шести, когда уже совсем стемнело. Либенстраум еще не подъехал, так что он отпер дверь и вошел. Побродил несколько минут, вытащил несколько работ, которые хранил здесь, и расставил, немного нервничая. Джек работал по преимуществу в смешанной технике, комбинируя элементы живописи, скульптуры и текста; его произведения тяготели к поп-арту и были трехмерными — как тот бюст Мадонны, что он соорудил из упаковок презервативов, строительной пенки и силикатного клея.